Свято-Исидоровская церковь сегодня и сто лет назад

Сегодня храм почти восстановился из руин ХХ века. Он дважды начинал свою жизнь. Что-то из прежней жизни восстановилось и в новом храме, что-то нет. Зеркалом жизни Свято-Исидоровской церкви была жизнь и деятельность ее настоятеля – протоиерея Павла Кульбуша, впоследствии ставшего священномучеником Платоном, епископом Ревельским. По иронии Божьего Промысла он был убит большевиками в том же городе и почти в тот же день (в Тарту под Крещение Господне), что и святой храма, который он строил, – священномученика Исидора.[1]

Когда-то, в конце ХIХ века, предыстория храма начиналась как история эстонского прихода. Столице нужен был национальный эстонский храм, как сейчас нужны выходцам с Кавказа и Средней Азии мечети, т.к. в дореволюционной России эстонцы выполняли роль столичных гастарбайтеров. История прихода была трудной – епархия и столичные власти не хотели создавать (или увидеть?) новую проблему.

Еще с середины ХIХ века царское правительство последовательно проводило политику русификации Прибалтики с тем, чтобы подавить возможные сепаратистские тенденции у ее разношерстного населения.

Земли Прибалтики вошли в состав России в результате Северной войны. До второй трети ХIХ века Российская империя проводила в Прибалтике осторожную политику, иногда не реагируя на притеснения русских. В правление Александра III началась более активная русификация Прибалтики. Произошли существенные изменения в системе образования. С 1874 года была введена всеобщая воинская повинность, а русский язык вошел в список обязательных предметов. До тех пор для преподавания использовались латынь, немецкий и эстонский языки. С 1885 года делопроизводство было переведено на русский язык, а с 1887-1893 годов преподавание можно было вести только на русском языке. Был ликвидирован особый статус Дерптского университета, а с 1893 года Дерпт был переименован в Юрьев. Революция начала ХХ века заставила сделать ряд уступок: были воссозданы дворянские немецкие гимназии, в преподавание были возвращены три языка.[2]

До сих пор в разных работах можно встретить противоречивые сведения о количестве проживавших в Петербурге эстонцев – от 4 до 16 тысяч.[3] Вызвано это тем, что в конце ХIХ – начале ХХ века у полиции на этот счет не было никаких четких данных.

Поставленному во главе православного эстонского прихода священнику Павлу Кульбушу пришлось самому исследовать этот вопрос, чтобы заполнить лакуну, мешавшую нормальному функционированию прихода. Результаты его изысканий, позволившие планировать деятельность прихода, были зачитаны при торжественном открытии Православного Русско-эстонского братства во имя св. священномученика Исидора Юрьевского и опубликованы в приложении к первому отчету о деятельности братства. В краткой исторической справке о. Павел охарактеризовал жизнь и религиозную ситуацию в Прибалтике до конца ХVIII века.[4] Характеристика русских эстонцев дана Кульбушем настолько ярко и точно, что имеет смысл привести ее полностью. «В настоящее время в религиозном отношении население края представляет собою пеструю картину смешения православных с лютеранами. К сожалению, число лютеран в несколько раз превосходит число православных и положение последних вообще гораздо хуже положения лютеран. Приходы лютеранские старее, богаче, благоустроеннее; лютеране сами тоже зажиточнее, образованнее. Православные же в общем значительно беднее их, так как и в православие-то переходили преимущественно бедные. Внутренняя самопомощь православных поэтому очень слаба и они постоянно нуждаются в поддержке извне.

Общий недостаток в земле привел к массовым выселениям эстонцев из Прибалтийского края как в соседние губернии – Петербургскую, Псковскую, Витебскую, так и в дальние края – на Кавказ, в Ставропольскую губернию, Таврическую и даже в Сибирь. Каково же положение этих инородцев в рассеянии? В общем, очень печальное. Живя отдельными группами, связанные узами крови и языка, одинаково не зная русского языка, эстонцы право славные и лютеране живут обыкновенно тесным кружком. И так как, лютеран в таких колониях всегда подавляющее большинство, то и дух там держится лютеранский. Для довершения этой картины нужно прибавить, что пасторы, обыкновенно знающие много языков, и между прочим также инородческие, приобретают в названных колониях огромное влияние не только на лютеран, но и на православных. Колонии выселенцев живут поэтому очень обособленно, так что и сами русские люди отказываются верить, чтобы в них можно было найти православных людей.

Сказанное справедливо и относительно Петербургской губернии и нашей столицы, где в общей сложности насчитывается ныне более 50 тысяч эстонцев. Живущие в уездах эстонцы обыкновенно селятся на целинах или в лесах, которые ими распахиваются под пашни. Уже самое расселение их вне сел и деревень препятствует им находиться в постоянном, близком общении с православно-русским населением, а тут еще и общее незнание языка. И опять-таки в итоге повсюдное преобладание лютеран… В столице насчитывается эстонцев более 20 тысяч, и все они до самого недавнего времени тяготели к лютеранской кирхе. Не зная обыкновенно ни русского языка, ни столицы, выселяющиеся в Петербург эстонцы идут в кирху как на маяк. Тут и укажут что делать, тут и место приищут, благо есть в Петербурге на заводах немало эстонцев мастеров и указчиков, ручающихся за земляков и столковывающихся с ними на своем языке, так что с русским людом такие рабочие почти не имеют дела. Этим только можно объяснить себе тот удивительный факт, что живет эстонец в Петербург с десяток лет, но по-русски не говорит или же коверкает русскую речь до невозможности. Поэтому, если положение лютеран эстонцев, давно уже имеющих свой приход, было сравнительно благополучно, то православные, среди великолепных столичных храмов, чувствовали себя совершенно покинутыми. В храме все непонятно для них, не разумеют не только языка славянского, но даже и русского, привыкнув в родном краю к Богослужению на родном языке. И шли конечно в кирху на Офицерскую улицу, хоть бы там послушать Слово Божие…».[5]

Сегодня в Петербурге православных эстонцев практически нет, и потому, когда встал вопрос о возвращении Санкт-Петербургской епархии Свято-Исидоровского храма, было решено не возрождать эстонский приход. Литовец Андрис Лиепа внес когда-то в середине 90-х годов ХХ века пожертвование на установку креста на центральный купол. На этом участие прибалтов в деле восстановления храма закончилось. Эстонское представительство никогда в Свято-Исидоровской церкви после 1917 года не появлялось.

История православного эстонского прихода в столице имеет более глубокую историю, чем создание братства и церкви св. священномученика Исидора священником Павлом Кульбушем. Когда разбирался вопрос о поставлении Кульбуша в священники, в Духовной Консистории выяснилось следующее: «Религиозный быт православных эстонцев, проживающих в г. С.Петербурге, весьма неудовлетворителен. Они лишены возможности слушать божественную Литургию и наставления в Слове Божием на родном языке, потому что не имеют своего особого причта, знающего эстонский язык, не понимают церковно-славянского языка, а священники тех приходских церквей, вблизи которых живут эсты, не понимают по эстонски, и потому еще, что хотя вследствие ходатайства сих эстов и разрешено Епархиальным начальством Кронштадтскому эстонскому священнику Адаму Симо совершать для них в Малоколоменской Михаило-Архангельской церкви требы и богослужение, но как посещения поименнованного священника бывают редки, то и не могут приносить желаемого удовлетворения религиозных потребностей эстов». Еще 10 июня 1893 года Консистория разрешила кронштадтскому эстонскому священнику Адаму Симо проводить сбор денег на постройку в Петербурге православной эстонской церкви, однако он не пользовался любовью столичных прихожан и сбор денег шел медленно. Сам о. Адам прилагал к этому мало усердия.[6] Решение Консистории было следующим: «Принимая во внимание все изложенное выше, Консистория находит прошение проживающих в С.Петербурге православных эстов о назначении для них особого причта заслуживающим уважения, и потому полагала бы в видах полного удовлетворения религиозных потребностей означенных эстов и в предупреждение отпадения их в лютеранство, пашковщину и другие секты ходатайствовать перед Св. Синодом об открытии в С.Петербурге при Малоколоменской Михаило-Архангельской церкви, вблизи которой проживает большая часть православных эстов, особого эстонского прихода с причтом из священника и псаломщика, знающих эстонский язык, и о назначении таковому причту содержания в усиленном размере, а именно: а., священнику жалованья 1200 руб. и квартирных 600 руб. в год и б., псаломщику жалованья 400 руб. и квартирных 200 руб. в год, по вниманию к дороговизне жизненных потребностей в столице и к тому, что причту сему платы с прихожан за требоисправления, по бедности их, не полагается».[7]

В аналогию с этой затяжной историей прихода можно вспомнить, что после возвращения храма в 1994 году ремонт в храме практически не начинался до лета 1997 года, пока не был назначен настоятелем храма протоиерей (тогда – иерей) Федор Любый. За эти почти четыре года в храме успело смениться как минимум два настоятеля – протоиерей Богдан Сойко (по совместительству настоятель Николо-Богоявленского собора) и священник Олег Нецветаев (ныне – игумен Елевферий, настоятель храма в Козьей горке). При этом шел сбор средств на реставрацию, и нельзя сказать, что он был полностью неудачным.

А тогда, в середине 1894 года, всего через несколько дней после защиты кандидатской диссертации и выдачи диплома об окончании Духовной Академии, петербургские православные эстонцы, недовольные пассивностью о. Адама Симо, уже просили митрополита петербургского Палладия рукоположить им в священники выпускника Академии Павла Кульбуша.

Будущий настоятель эстонского прихода родился в мызе Подис Перновского уезда Лифляндской губернии 13 июля 1869 года. Отец его, псаломщик Подисской Свято-Троицкой церкви Петр Григорьевич Кульбуш, и мать Наталья Матфеевна принесли младенца 30 июля в свой храм, где он был крещен священником Стефаном Александровичем Зверевым, ставшим и его восприемником.[8]

А затем в Канцелярию Санкт-Петербургского градоначальника полетело следующее сообщение: «Вследствие двух прошений поданных на имя Его Высокопреосвященства 21 Июня и 8 Августа сего года православными эстонцами проживающими в СПБ, с ходатайством об учреждении православнаго эстонскаго отдельнаго прихода и назначении к этому приходу особаго причта, покорнейше просим Канцелярию СПБ Градоначальника сообщить ей сведения о числе православных эстонцев, проживающих в СПБ как постоянно, так и временно».[9] И тут выяснилось, что имеются существенные трудности в осуществлении данного проекта, так как о православных эстонцах ничего не известно: «С-Петербургскаго Градоначальника Канцелярия. Отделение исполнительное. 15 октября 1894 года. №98300. В С.Петербургскую Духовную Консисторию. Вследствие отношения от 12 Октября за №3878, Канцелярия Градоначальника имеет честь уведомить Консисторию, что сведений о числе православных эстонцев, проживающих в С-Петербурге, в Полиции не имеется».[10]

Все необходимое для рукоположения о. Павла было устроено в кратчайший срок. 28 октября 1894 года Павел Кульбуш подал прошение об определении его священником в эстонский приход Петербурга, а 4 ноября – прошение митрополиту Палладию о разрешении вступления в брак, о чем он на следующий же день получил специальный билет.[11] Через три дня Кульбуш прислал уже из Риги в Петербургскую Консисторию полученные в Рижской Духовной Консистории документы вместе с описью: академический диплом, метрическое свидетельство (аналог современного свидетельства о рождении), свидетельство о приписке к призывному участку и свидетельство о явке к исполнению воинской повинности.[12]

Всего три дня было у Павла, чтобы подготовиться к свадьбе. Одиннадцатого ноября в Алексеевской церкви города Риги двадцатипятилетний кандидат Петербургской Духовной Академии Павел Петрович Кульбуш, сын причетника Рижской епархии, был повенчан с двадцатилетней Надеждой Юлиановной Лосской, дочерью секретаря канцелярии архиепископа Рижского и Митавского Арсения, надворного советника Юлиана Карповича Лосского.[13]

Место священника столичной церкви с хорошим окладом было привлекательным для многих. Поэтому здесь было не обойтись без подводных камней. Пока Павел Кульбуш в Риге собирал документы и венчался, митрополиту поступили две любопытные бумаги.

«Его Высокопреосвященству,

Святейшего Правительствующего Синода Первенствующему Члену, Высокопреосвященнейшему Палладию, Митрополиту С.-Петербургскому и Ладожскому, Святотроицкия Александро-Невския Лавры Священно-Архимандриту и разных Орденов Кавалеру,

Гдовского уезда, Заянской Николаевской церкви Священника Феодора Кульдсар,

Покорнейшее прошение.

6го Октября сего 1894 года я был по вызову у Его Преосвященства, Преосвященнейшего Назария, Епископа Гдовского. Результат этого вызова Его Преосвященство передал мне в следующих словах: “вам нужно бы перейти на другое место”. Зная, что я служу в Заянье для православных эстонцев и на эстонском языке, Он указал мне подать прошение на имеющее вновь открыться эстонское место, которое, как я слышал, будет открыто в г. С.-Петербурге или в окрестностях его. Посему осмеливаюсь припасть к стопам Вашего Высокопреосвященства с всепокорнейшей просьбою перевести меня вследствие необходимости, если таковая явилась, с Заянского прихода на вышеозначенное эстонское место, когда таковое откроется.

Всемилостивый архипастырь и отец, эта необходимость перемещения ложится тяжелым бременем на мое положение и мое семейство. Не прошло еще двух лет, как меня рукоположили во Священника. Приход мой дальний (за 20 верст), поэтому надо было завести лошадь, экипажи и прочие хозяйственные принадлежности, что ввело меня даже в долги. В этом году определил я сына в Духовное Училище, за которого надо платить. Дочь уже в школьном возрасте. Бедные родственники просят помощи. Теперь же надо перейти, сам не зная куда и на какое содержание. Поэтому, Высокопреосвященнейший Владыко, всепокорнейше прошу Вас, не оставте (так!) меня без Вашего отеческого внимания, чтобы мне не придти при неповинных и тяжких моих страданиях к окончательному разорению и не впасть со своим семейством в нищету. Село Заянье, 18го Октября 1894 года.

Гдовского уезда, Заянской Николаевской церкви Священник Феодор Кульдсар».[14]

«Его Высокопреосвященству, Высокопреосвященнейшему Палладию, Митрополиту С.Петербургскому и Ладожскому,

состоящего при Кронштадтском Андреевском Соборе эстонского священника Адама Симо

прошение.

Поступив на миссионерское место эстонского священника при Кронштадтском Андреевском Соборе, я со своей стороны приложил все усилия к тому, чтобы, во исполнение указания Епархиального Начальства, выискать по возможности большее количество эстонцев православного вероисповедания, уходящих в лютеранство из-за того, что лютеранство повсюду имеет свои кирки (так!) и своих пасторов для эстонцев лютеран и проповедует, что эстонский язык сохраняется повсюду, куда бы эстонец не поселился на пространстве России, лютеранскою киркою и лютеранским пасторством, а православие отнимает у эстонцев язык и делает их полу-язычниками, учить их православию и показать, что православное богослужение совершается на эстонском языке. Моя забота была такая: всюду вызывать людей, православных эстонцев, к деятельности. Когда большая часть православных эстонцев поселилась из Кронштадта в С. Петербург, я приложил старание к тому, чтобы они здесь в Петербурге не были без руководства и службы, я поселился в Петербурге, несмотря на то, что здесь тяжелее живется для эстонцев и устроил здесь и служение и поучения. Была у меня и семейная нужда при этом, – сын мой поступил в университет, а я ему средства не мог дать для жизни отдельно от семьи. Я выискивал людей – православных эстонцев, которые бы мне содействовали. Узнал я, что в С.-Петербургской Духовной Академии учится эстонец Кульбуш; я и его вызвал к проповедничеству для эстонцев. Раньше его в С.Петербургской Духовной Академии училось много эстонцев, но ни один из них ничего не сделал для православных эстонцев в Петербурге, никто их не знал и некому было их призывать к деятельности. Только теперь учившийся эстонец – Кульбуш чрез меня выступил на поприще проповеди для наставления здесь проживающих эстонцев, под моим руководством. Мною вызваны к православной духовной жизни эстонцы и по Губернии в разных местах, для чего я не ленился ездить по невозможным худым дорогам, не обращал внимания на погоду. Ходатайствовал я пред Епархиальным начальством о переводе причта эстонского из Кронштадта в Петербург, чтобы отсюда выежать во все края. Мною же возбуждено было дело о сооружении отдельного храма для эстонцев в столице, и начат сбор на сооружение сей церкви. Ходатайство о переводе причта эстонского из Кронштадта в Петербург теперь изменено на образование отдельного причта и прихода эстонского в столице. Так как мысль эта близится к исполнению, то осмеливаюсь благопокорнейше просить Ваше Высокопреосвященство новооткрываемое место эстонского священника в С.Петербурге предоставить мне в награду за понесенные мною труды по делу возбуждения угасавшего православного духа в православных эстонцах, поселившихся из Прибалтийского края, также в награду за двадцатипятилетнюю священническую мою службу святой церкви, и потому, что я священник семейный, имею своем содержании сына в С.Петербургском Университете, где он может учиться при условии, что живет у меня дома и кормится от семейного котла, и другого сына в Духовном Училище на своем содержании и сверх того дочь, которую надобно учить. К этому осмеливаюсь присоединить, что и православные латыши имеют во мне исполнителем для них службы на латышском языке до времени, пока определится количество проживающих в столице православных латышей, нуждающихся в служении на латышском языке. Прибегаю к милости и справедливости Вашего Высокопреосвященства о мне, ибо молодой человек, вновь поступающий во священство, не имеет семьи и может с молодыми силами совершать разъезды, а мне уже становится трудно совершать поездки по надобным местам.

Эстонский священник Адам Симо. Ноября 6го дня 1894 г.».[15]

Почему митр. Палладий предпочел Кульбуша Адаму Симо? На обоих прошениях стоит его одинаковая резолюция: «Отклонить», первая датирована 22 ноября, вторая – 19 ноября. Приглянулась ли ему предприимчивость и образованность о. Павла? Обидел ли митрополита откровенный упрек, прозвучавший в прошении Симо, или он лучше знал качество его священнической деятельности? Думается, что верны оба предположения. Кроме того, сами эстонцы почему-то предпочли молодого выпускника Академии старому священнику.

Уже тридцатого ноября Павел Кульбуш был в Петербурге и сразу подал прошение о рукоположении в священники.[16] Второго декабря 1894 года он был вызван для ставленого допроса в Консисторию. По ознакомлении с бумагой митрополит Палладий написал: «1894 г. Дек. 2 дня. К исповеди и присяге и, если не окажется препятствия, к рукоположению в диакона, в затем в свое время во священника».[17] На следующий день Павел Кульбуш был приведен к присяге.[18] На следующий день, четвертого декабря в церкви Всех святых при благотворительном заведении Общества вспоможения бедным Андреевского прихода на Васильевском острове Павел Кульбуш был Гдовским епископом Назарием рукоположен во диакона, а еще через день, пятого декабря, в Петропавловском соборе епископом Германом (Осецким) был рукоположен в священники.[19] В тот же день петербургский викарий епископ Гдовский Назарий определил новорукоположенному священнику проходить богослужебную практику в Пантелеимоновской церкви, которая закончилась для него уже через четыре дня.[20] Наконец, о. Павлу была выдана ставленная иерейская грамота, справка о его рукоположении была послана благочинному IV столичного округа настоятелю Казанского собора протоиерею Николаю Головину, было выслано отношение в Феллинское уездное по воинской повинности присутствие и дело сдано на хранение в Консисторию.[21] Все формальности были закончены.

От формирования эстонского прихода до постройки храма прошло много лет. Здесь есть возможность усмотреть несколько удивительных совпадений. Во-первых, рукоположение будущего настоятеля храма протоиерея Федора Любого в диаконы совпадает с аналогичным рукоположением о. Павла: о. Федор стал диаконом 16 декабря, что соответствовало в ХIХ веке 4 декабря (ст. ст.). Во-вторых, поставлению о. Павла для эстонского прихода предшествовало несколько лет стагнации эстонской общины Петербурга под формальным окормлением свящ. Адама Симо. Точно также между возвращением храма епархии в 1993 году и началом реставрационных работ было почти четыре года, которые практически ничем не запомнились для истории храма. Как при о. Адаме в начале 90-х годов ХIХ века была собрана небольшая сумма на постройку храма, так и середина 90-х годов ХХ века для Исидоровского храма ознаменовалась только скромным оформлением нижнего храма для богослужений и установкой креста на центральный купол, участие в котором приняли представители СИЗО «Кресты» и А. Лиепа.

Обретя настоятелем молодого настоятеля эстонский приход начал свое нелегкое становление. Эстонский приход попал в трудные условия: причт Михаило-Архангельской церкви был явно недоволен появлением в стенах своего храма еще одного – эстонского прихода. Мало того, что это стеснило проведение богослужений, малоколоменский причт настаивал и на том, чтобы и просфоры эстонцы покупали именно в просфорне храма и, так как за этими богослужениями могут оказаться русские прихожане, тарелочный сбор в пользу храма обязательно производился за эстонскими богослужениями.[22] Обмен официозными бумагами – показатель невозможности договориться без уведомления церковных властей – не способствовал улучшению отношений между священником Кульбушем и возглавляемым им приходом с клиром Малоколоменской церкви. Конечно, это был существеннейший повод к поиску возможностей построения собственного храма. За реализацию проекта взялся молодой архитектор А. А. Полещук. Первый взнос на строительство храма сделал св. Иоанн Кронштадтский, позднее присутствовавший при закладке храма.

История строительства была сопряжена с житейскими трудностями, однако характер этих трудностей в литературе, посвященной истории храма, был представлен несколько неверно, как следует из архивных документов. «В следующем году [1904 – К. К.] стены здания были доведены до сводов, но затем деньги иссякли, и лишь пожертвованные председателем строительного комитета действительным статским советником И. М. Богдановым 50 тысяч рублей помогли довести строительство до конца».[23] А. В. Берташ, разобравший вопрос более детально, ссылаясь на документ Синода (РГИА), указывал на финансовые трудности в 1906 году. В Журнале заседания Совета и сторительной комиссии православного эстонского братства от 26 января 1906 года была сделана характерная надпись, приведем ее полностью.

«Доклад строительной Комиссии, что архит. А. А. Полещук отказался от наблюдения за постройкой, и комиссия считает для себя дальнейшую совместную службу с ним во всяком случае очень тяжелой, а для дела вредной. Из словесных объяснений открылось, что недоразумения между комиссией и архитектором возникли потому, что архитектор обещал окончить к зиме храм вчерне; между тем после того, как комиссией не были выданы ему все затребованные им вперед, вопреки условию, за работу деньги (1000 р., а выдано 500 р.), началась проволочка работ и к зиме большой купол не кончен. Это тем обиднее, что ранее было обещано кончить храм к 1 августа, и комиссия с своей стороны не без труда заготовила своевременно даже опилочный кирпич, не говоря уже о другом материале. Отказ архитектора от работ тоже непонятен, так как и после заявления участковому архитектору, он все же продолжал посещать стройку и наблюдать за нею. Сейчас г. Полещук официально не состоит архитектором, так как им не взяты обратно отказы ни от председателя Совета, ни от участкового архитектора. С своей стороны г. Полещук объяснил, что по его мнению работы шли нормально; разве только вышло замедление с опалубкой общего свода как всею церковью (работа очень трудная, требовавшая много поправок и переделок); осенью нельзя было кладку закончить потому, что ее приходилось делать из опилочного кирпича, не выносящего мороза. Комиссия выражала желание, чтобы архитектор, если Совет желает дать ему продолжать работу, извинился за свое поведение. Г-н же архитектор на извинение не соглашался, предлагая лишь взять обратно свои отказы и принять на себя ответственность за постройку во всей ее целости. Ввиду позднего времени, вопрос остался нерешенным окончательно. Предположено выяснить его и исчерпать до конца впоследствии, путем личных переговоров и м.б. уступок».[24]

Дело было замято, А. А. Полещук был распоряжением о. Павла восстановлен в правах архитектора. Мы допускаем, что в Синод и императорскую канцелярию объяснение задержки было сформулировано как отсутствие средств, что вызвало соответствующее движение бумаг. Однако предварительная смета 1901 года предполагала стоимость строительства в 200 тысяч рублей.[25] Смета корректировалась и выросла в итоге примерно на 50 тысяч рублей. Но уже к 1904 году было собрано более 140 тысяч рублей, т.е. недостатка в средствах приход не испытывал.[26] Кроме того, И. М. Богданов, не случайно выбранный председателем строительного комитета, был главным благотворителем прихода. Кроме того, храм был построен в очень сжатые сроки – за четыре года было построено здание братства и храм высотой 45 метров.

Двадцать третьего сентября (ст. ст.) 1907 года митрополитом Антонием (Вадковским) был освящен центральный придел верхнего храма во имя священномученика Исидора, а через три дня – придел преподобного Серафима Саровского. Тридцатого марта следующего года произошло освящение нижнего придела во имя Николая Чудотворца, а четвертого мая – правый придел верхнего храма в честь святых апостолов Петра и Павла.

Вторая жизнь храма началась тридцатого ноября 1993 года, когда храм был передан Санкт-Петербургской епархии. Десять лет (1997-2007) шла реставрация верхнего храма, сейчас практически уже законченная, завершившаяся освящением храма митрополитом Владимиром.[27] В храме действуют библиотека и приходская воскресная школа, собирающая на праздничные рождественский и пасхальный концерты более чем по пятьдесят детей. Налажены паломнические поездки, преподавание детям Закона Божия, рукоделия и церковного пения. С октября 2008 года приход начинает расширение просветительской деятельности и готовится открыть Православный просветительский центр на базе имеющейся взрослой и детской воскресных школ. Полным ходом идет ремонт помещений воскресной школы и будущего Центра.[28] Заветы священномученика Платона (Кульбуша), равно как и его детище – храм священномученика Исидора, вполне живы.